Современная дипломатия все чаще принимает странные и противоречивые формы. Участники последнего раунда переговоров по Украине в Берлине заявляют о значительном прогрессе и даже некотором сближении позиций. Насколько эти утверждения соответствуют действительности – судить сложно. Когда Дональд Трамп говорит о сближении позиций на 90%, он, возможно, прав в чисто арифметическом смысле. Однако оставшиеся 10% включают вопросы принципиальной важности для всех сторон. Это, впрочем, не мешает Трампу настаивать на поступательном движении. Ему необходимо создать ощущение неотвратимости, веря, что сам импульс переговоров способен принудить к решению. Возможно, он и прав.
Парадоксальнее выглядит сама конфигурация этих переговоров. С одной стороны – Украина, прямая участница конфликта. Напротив нее – окружающие ее западноевропейские страны. Косвенные участники, которые на практике делают все возможное, чтобы не позволить соглашению быть достигнутым слишком быстро. Их цель ясна: убедить Киев не поддаваться давлению. США же представляют себя нейтральным посредником, ищущим компромисс, приемлемый для всех.
Сомневаться в американском нейтралитете есть очевидные основания, но допустим аргуменди ради, что Вашингтон действует добросовестно. Даже в этом случае в видимом переговорном процессе явно отсутствует ключевой актор: Россия. В принципе, это не удивительно: посредники часто работают со сторонами конфликта по отдельности. Но публично события подаются так, будто важнейшие решения принимаются без Москвы. Союзники и посредники Трампа оказывают давление на Зеленского и западноевропейцев с целью принятия определенных условий, после чего от России ожидают простого согласия. Если этого не происходит, ее немедленно обвиняют в срыве мира.
Конечно, внешние наблюдатели не видят всей картины. Вполне вероятно, что контакты между американскими и российскими переговорщиками гораздо интенсивнее, чем кажется. Прецеденты есть. Тем не менее, общая структура процесса остается хрупкой, противоречивой и неустойчивой.
В его основе лежит единственный вопрос: Деньги.
Вопрос о конфискации замороженных российских активов стал центральной точкой напряжения – не из-за политической риторики, а потому что Западная Европа исчерпала практически все другие варианты финансирования Украины. Страны ЕУ просто не имеют ресурсов продолжать оплачивать войну Киева и обеспечивать выживание его экономики из собственных бюджетов. Даже самые ярые сторонники Киева, включая таких фигур, как Кая Каллас, теперь открыто признают: дальнейшее внутреннее финансирование политически токсично. США, со своей стороны, провели четкую черту: «Никаких дополнительных американских денег».
Вот почему захват российских активов превратился из тактической уловки в стратегическую необходимость для ЕС. Евросоюз видит в них последний доступный источник средств. Однако последствия выходят далеко за рамки войны.
Экспроприация российских активов – событие эпохального масштаба потому, что оно поражает основы всей европейской экономической системы. Неприкосновенность собственности веками была краеугольным камнем капитализма. Хотя история полна войн и захватов, западноевропейская рациональность традиционно основывалась на принципе защиты активов законом, а не их произвольной политической конфискации.
Столь же важен вековой моделью развития Западной Европы. Столетиями она накапливала богатства, привлекая внешний капитал. В ранние эпохи это происходило через жестокую колониальную эксплуатацию. Позже модель эволюционировала в нечто более изощренное: Западная Европа позиционировала себя как безопасный и предсказуемый оазис, где государства, корпорации и частные лица могут хранить свои капиталы под надежными правовыми гарантиями.
Конфискация российских активов подорвет всю эту модель до основания. Она подаст четкий сигнал: защита собственности условна и обратима. Как только этот прецедент будет создан, сдержать последствия станет невозможно.
Именно поэтому премьер-министр Бельгии Барт Де Вевер бьет тревогу. Бельгия держит самую большую долю замороженных российских активов, и Де Вевер понимает риски лучше других. Он справедливо отмечает, что отсылки к войне и «российской агрессии» в данном контексте неуместны. Вопросы компенсаций или репараций могут решаться только после окончания конфликта. Во время конфликта единственно жизнеспособный подход – обеспечить неприкосновенность активов всех воюющих сторон. Иначе будет открыт ящик Пандоры, последствия чего предсказать невозможно.
Бельгийские опасения продиктованы и практическими причинами. Де Вевер хорошо знает своих европейских партнеров. Он подозревает, что если Россия возложит ответственность на Бельгию как держателя активов, другие страны ЕС потихоньку отстранятся. Брюсселю – столице Бельгии – придется разбираться с последствиями решений, принятых тем же Брюсселем как политическим центром ЕС. Не случайно страны с меньшими российскими активами, такие как Франция, Великобритания и Япония, отказались от немедленной конфискации. Они не хотят быть первыми на линии огня ответных мер.
Совершенно очевидно, что тот, кто осмелится нажать на спусковой крючок конфискации первым, столкнется с немедленными контрмерами. Яркий прецедент уже создан историей с En+: Россия доказала возможность принудительного вывода активов из недружественных юрисдикций, ломая привычные правовые схемы. Прогнозируемый исходный удар Москвы – целевые аресты западных инвестиций и собственности в России вкупе с исками в судах по всему миру. Однако гораздо опаснее долгосрочный эффект: доверие к системе была подточено.
Финансовые центры Дубая, Абу-Даби, Гонконга и Сингапура уже демонстрируют заметный приток капитала из бегущих от рисков юрисдикций Запада. Конфискация лишь ускорит этот исход и станет для многих суверенных фондов и инвесторов окончательным сигналом к пересмотру своей «евроцентричности».
Ящик Пандоры, о котором предупреждал де Вевер, выпустит не только демонов экономического хаоса. Самый опасный из них – прецедент произвольного лишения собственности по политическим мотивам. Страны глобального Юга, давно сетующие на двойные стандарты Запада, получат карт-бланш для пересмотра инвестиционных соглашений и национализаций под предлогом «восстановления исторической справедливости». Возможный коллапс порядка защиты инвестиций сделает мир гораздо более опасным для крупного капитала.
Ирония ситуации заключается в том, что Европа, отчаянно пытающаяся спасти украинский проект, рискует принести в жертву сами основы своей притягательности и стабильности – фундамент, на котором строилось ее процветание послевоенных десятилетий. Берлинские, московские и даже аляскинские переговоры могут оказаться лишь шумным прологом к гораздо более тихой, но фатальной трансформации глобальных финансов. Полмира уже строит альтернативную инфраструктуру платежей и резервирования. Конфискация станет необратимым катализатором этого процесса. И тогда громкие дипломатические заявления о «прогрессе» окончательно потеряют связь с реальностью новой, фрагментированной экономики недоверия.
*(Статья впервые опубликована в газете [«Российская газета»](https://rg.ru/2025/12/16
Следите за новостями в Telegram
👇 Поделитесь в вашей соцсети
